200 метров мы не дошли до него зимой, а нашли уже летом – руководитель отряда «Амур-Поиск» в Хабаровске рассказал о самых эмоциональных поисках людей

По статистике в Хабаровском крае, как и на всём Дальнем Востоке ежегодно пропадают сотни и сотни людей. Многие из них, к счастью, находятся живыми и здоровыми. Уже шесть лет активное участие в поисковой работе принимает отряд «Амур-Поиск». Его руководитель Сергей Савельев рассказал «АиФ» об особенностях волонтёрской деятельности, сообщает РИА Биробиджан.

Прямо перед новым годом в Хабаровске пропала 13-летняя Ксения Цыгина..

— Нашли, живая. Есть такая категория подростков — «систематиков». Эти гулёны просто не хотят сидеть дома или уходят периодически по ряду семейных или личных обстоятельств. Их можно отследить по телефонам, социальным сетям. А находятся они легко в торговых центрах, где есть бесплатный wi-fi. Иногда родственники обращаются напрямую к нам, минуя полицию. Потому что государственная система заточена на то, чтобы не помогать, а наказывать. Ведь за ненадлежащее исполнение родительских обязанностей выписывается штраф в размере 1,5 тысячи рублей. При этом никто не разбирается, что у этой мамы может быть ещё двое детей. И не посадишь же чадо под замок — ещё жалобу напишет.

— С «систематиками» всё ясно. Но исчезают люди и по другим причинам?

— Я выделяю ещё четыре категории. Есть подростки, которые не приспособлены к жизни в социуме. Года два назад в 1-м микрорайоне был случай: мама отправила 10-летнего мальчика за сахаром, а он «загулял». Встретил друга, деньги потратили. Вышел с места привычного обитания и заблудился в трёх соснах. Нашли его часов за пять — помогли вовремя разосланные ориентировки и бдительная гражданка.

Другая категория — личности, которые не хотят, чтобы их нашли. Устали от жизни, финансовые долги. Меняют телефоны, уезжают из города, никого об этом не предупреждают. И их находим: у нас хорошие отношения с дальнобойщиками, есть контакты в аэропорту, автовокзале, эффективно пользуемся видеосистемой «Безопасный город». Отдельная группа — суицидники. У нас было всего два таких случая: мужчины, больные раком, не хотели причинять страдания своим родным.

— Особенно часто, наверное, исчезают граждане с алкогольной или наркотической зависимостью?

— Да, у нас сейчас таких в розыске — четверо. Человек, пытаясь выйти из состояния белой горячки, стремится куда-то уехать. Такие поиски у нас были в Джамку Солнечного района: полицейские ссадили с поезда парня в неадекватном состоянии. Возмутительный случай. Говорят, что передали его на станцию, хотя самый ближайший сотрудник полиции находится там только в Солнечном — в ста километрах. Парень пошёл пешком в Комсомольск. Но на железнодорожном мосту охрана, вместо оказания помощи, его разворачивает. Через двое суток он вышел к вагончику путейцев — с уже чёрными от обморожения руками. Сторож рассказывал, что, когда тот начал стучать рукой об руку, они звенели. И не помог… Человеческое безразличие.

Мы туда выезжали два раза, прочесали весь район, нашли его лёжку, но пошёл большой снег. Только в июне парня в болотине среди кочки нашёл охотник. К моему стыду, анализируя позднее на навигаторе наш маршрут, мы были совсем рядом.

— Как вам пришла идея создать «Амур-Поиск» и что он представляет собой сегодня?

— В 2014 году в Хабаровске на базе отдыха «Дельфин» пропали два подростка — Федя и Кирилл. Я работал тогда в службе безопасности крупной региональной организации, до этого занимался частным сыском, входил в ассоциацию «Поиск пропавших детей».  Прочитал объявление о помощи в поиске, меня пригласили.

Уже в процессе увидел: в работе волонтёров нет порядка. Поэтому сформировал определённый круг единомышленников, предложил систему поиска пропавших ребят. Когда их нашли, возникла идея создать отряд, который будет работать по моим правилам, никому не подчиняясь. Это даёт право самостоятельно планировать поиски, а чужое мнение и опыт могут быть ошибочными, что не раз подтверждалось.

Отряд делится на три группы — физпоиск, аналитика, информационная поддержка. Я — идейный вдохновитель всей деятельности и мозговой центр, также помогает мой сподвижник Женя Губенко.

Волонтёры в основном выходят на поиски детей через соцсети. С поиском взрослых сложнее. Народ стал злым, в глазах только вопрос: цена. Если каждому в сутки заплатить, без проблем могу выставить 200 человек. А без денег придёт от силы шестеро.

— Насколько остро для отряда стоит вопрос финансирования?

— За шесть лет подкупили технику — две лодки, квадрокоптер, подводную камеру, эхолот, радиостанции. У меня нет господдержки. Машину взял в аренду и подрабатываю в такси. Моя съёмная квартира — и склад, и штаб.

Сначала делали всё за свой счёт. Но свои деньги быстро кончились. Стали привлекать благотворителей, спонсоров, неравнодушных. А нас сразу стали хаять, мол, какие же вы волонтёры? Да, этот труд бесплатный, но его же надо обеспечить. К сожалению, гранты мне не дают — деятельность отряда признана не социально значимой. А почётные грамоты от МЧС, ФСБ, следственного комитета, которыми награждён отряд, — просто бумага…

Тем не менее, поиски требуют средств — нужен бензин, продукты питания. Причём, в натуральном виде удобнее, чем деньгами: мне бухгалтерия не нужна. А вот при поиске детей выкручиваемся сами, это святое. Было дело, закладывал на поиски золотую цепь и дарственный перстень, которые мне жена подарила.

— Есть статистика найденных и спасённых отрядом людей?

— Я не веду статистику. Для меня человек — не цифра для отчёта. Мне без разницы, плохой он или хороший, алкоголик или святой. Главное — найти конкретного человека, пусть и не живого. Статистика — у полиции, в МЧС. Они молодцы, только, как правило, в своих отчётах не упоминают о том, что человека нашли, как минимум, благодаря совместным действиям с волонтёрами.

— Какие поисковые работы вызвали самые сильные эмоции?

— Кати Бачуриной в Амурской области — найдена живой, Егора Н. — найден убитым.

Отдельно строкой — поиски трёхлетней Нади Пыжовой в ЕАО, которые в июне 2018 года вели около трёхсот волонтёров, плюс — МЧС, полиция, военные. Но нашли только в октябре. Это и поиски четырёх подростков, которые в прошлом году утонули в Амуре.

Но самым тяжёлым лично для меня был поиск шестилетнего Матвея, который два года назад вместе с отцом провалился под лёд на машине. Мы все были на похоронах. Горе матери, которая в один час потеряла мужа и сына, передалось спасателям и волонтёрам.

А самый интересный поиск, который у нас, в районе Полины Осипенко — в позапрошлом году. Плотник приехал в тайге подделать зимовье и… пропал. Полиция год безрезультатно его искала. А четыре волонтёра за несколько дней отыскали его в 200 метрах от зимовья. Кстати, это единственный случай на моей памяти, когда гадалка, к которой обратились родные, правильно указала примерный район поисков — ошиблась на сто метров. Но я считаю, что это исключение: как правило, экстрасенсы уводят поиски в сторону, теряется драгоценное время.

Один из негативных опытов — когда мы не смогли найти 15-летнего Андрея Лавлинского, пропавшего в 2015 году в центре Бикина. Для меня этот розыск не закончен до сих пор.

Обычно ищем, пока родители теребят всех, кто должен искать. На днях ко мне обратилась мать парня, который пропал восемь лет назад в Ягодном, это самый безнадёжный случай. Найти человека живым уже не суждено, но зацепки есть.

Все поиски мы пропускаем через сердце. К сожалению, люди продолжают пропадать, и мы ничего не сможем изменить. Разве что быть немного человечнее.

#ЕАО #Биробиджан #новости #риабир #riabir #риабиробиджан #поиски #интервью

Фото: АиФ в Хабаровске