Далеко от войны. На станции Облучье…

На станции Облучье на железнодорожных путях стоял столбик с табличкой «8222». Столько километров было до Москвы. Шла война. Через нашу станцию катились на запад поезда, груженные военной техникой. В теплушках- солдаты. Назад составы шли с подбитыми немецкими танками, орудиями, вездеходами, останками разбитых самолетов со свастикой на крыльях. Их везли на переплавку. Были в этих обратных эшелонах и вагоны с эвакуированными, с теми, кому пришлось оставить родные края, оказавшиеся под немцем, искать приют в тылу страны.

Рады были переселенцы крыше над головой, краюхе хлеба да картошке в мундире. Устраивались на новых местах, шли работать и подолгу взглядом провожали солдатские эшелоны и ждали вестей от своих родных и близких, которые остались там, на западе.

Несколько семей переселенцев летом 1943 года прибыло на нашу станцию. Соседями у нас стали Петрунины — мать и две дочери. Старшей, Вале, было около десяти лет, младшей, Вере, шесть. Если старшая скоро с нами перезнакомилась, вместе с матерью ходила работать в пекарню, то младшую мы долго не могли понять. Она, чудная, с нами не играла, спросишь ее — не отвечает. Уставится в одну точку своими голубыми глазами и молчит. Только потом, случайно подслушав разговор матери с вновь прибывшей соседкой, я понял, в чем дело.

…Петрунины были в местах, где шли бои. Не знаю точно, как уж там получилось, но Вера увидела сгоревшего в танке отца. С тех пор и лишилась младшенькая рассудка.

— Кончится война проклятая, свожу ее к докторам, – вздыхала соседка. — К бабкам уже все тропки узнала, не помогает.

После мая 1945 года стали возвращаться домой солдаты. Полегче стало жить. Женщины вытаскивали довоенные наряды, прихорашивались. Не стало двенадцатичасовых смен, и Верина мать, отпросившись у заведующего, заняв немного деньжат, повезла дочь в город.

Врачи помочь не смогли. Так и остался у Веры разум шестилетнего ребенка. В школу ее пытались определить, но дальше десятка букв, что знала еще раньше, дело не шло. Находилось ей занятие лишь по хозяйству. В то время Петрунины уже имели свой домик, огород, живность кое-какую. Вот и хлопотала Вера по дому. Видели мы ее в очередях за хлебом и мукой.

Шли годы. Становилась прошлым война. Вера подросла, расцвела. Красивой стала. Большущие голубые глаза, коса толстая, чуть не до пояса. Вздыхали женщины, глядя на младшую Петрунину. Пустая, мол, красота, жалко девчонку. Заезжие парни, увидев Веру, изумленно останавливались, а попробовав заговорить, тут же отходили.

Вера разумом все еще была в детстве. Плела венки из желтых головок одуванчика, с ребятишками лезла на мелководье купаться, гонялась за бабочками и кузнечиками. Только от пацанов ей отбоя не было. Увидят ее на улице, давай дразнить: Верочка-дурочка. Особенно доставалось Вере от семилетних близнецов Матуниних.

Так и жила Вера под солнечным мирным небом, неся нелегкое бремя минувшей войны. Имя ее стало нарицательным. Чуть что не так скажешь, сразу в ответ: ну, ты, мол, рассуждаешь, как Вера Петрунина.

…Пожар случился в полдень, когда хозяйки ушли на обеденную дойку коров. Полыхнула изба Матуниных, загорелась как-то сразу вся. Первыми к пожару сбежались ребятишки. Они остановились испуганные у пылающей избы, не зная, что делать. А сквозь треск горевших бревен резал уши детский плач. Первой опомнилась Вера. Она рванулась к двери с криком: «Папа, подожди, я спасу тебя, папочка! »

Подбежавшие взрослые стали лихорадочно носить воду, пытаясь залить пламя. Кто-то выбил окно, огонь полыхнул еще сильнее. Вера успела выскочить. На ее руках, крепко обхватив шею спасительницы, сидел Витька Матунин. Он ничего не понимал от страха, не мог вымолвить ни слова.

Вера рванулась снова в огонь. Задержать ее не смогли. Опомнившийся Витька, заикаясь, пробормотал:

– Я нечаянно керосин из лампы вылил…Сашка за хлебом ушел…

Вера же искала в пламени второго близнеца, да и задохнулась от дыма. Платье ее прогорело в нескольких местах, а коса стала намного короче…

Хоронили Веру всем поселком, провожали в последний путь со всеми почестями. И даже мальчишки, которые обычно задевали Веру «дразнилками», шли по обочине вслед за процессией необычно молчаливые. Над ее могилой установили обелиск с красной звездой, на котором написали: «Вере Петруниной, хорошему человеку» .

Илья ЛИПИН