Моя семья (часть вторая). Воспоминания Якова Дехтяря

Себя  я  помню  по  первому  двору,  который  ассоциируется  у  меня  с  понятием,  раннее  детство.  Это  был  центр  Биробиджана,  сразу  по  выходу  из  железнодорожного  вокзала   в  город.  Улица  называлась  Октябрьской,  дом  наш  был двухэтажный  трех  подъездный  деревянный  барак,  как  сегодня  говорят.  Напротив  располагался  телеграф.  До  сих  пор,  помню  многих  соседей  взрослых  и  детей.  Моя  мама  1927г.  рождения,  эвакуировалась  с  братом  Ильёй  и  бабушкой  из  Виницы  т.е.  просто  бежали.  Их,  отец  Иосиф,  подвез  их на   конной  повозке  на  вокзал,  посадил  в  поезд  и  отправил,  а  сам  остался.  Больше  его  никто  не  видел.  Они,  просто  бежали  т.к.  через  пару  часов,  в  Виницу  вошли  фашисты.  Немцы  летали  низко,   и  с  земли  им  отчётливо  было  видно,  как  немецкие  лётчики,  смеялись  и  жестикулировали.  Иногда  они  бомбили,  но  чаще  бросали  пустые  бочки,  которые  падая,  визжали  и  люди  падали  на  землю,  что  было  для  немцев  развлечением.  Сперва,  они  прибыли ,  в  какую — то  станицу,  рядом  с  Ростовом.  Станица  была  зажиточная  и  дети,   играя,  пуляли  друг  в  друга  с  крыш  сырыми  куриными  яйцами.  Женщина,  у  которой  они  остановились,  их  очень  хорошо  приняла.  Кормила  на  убой.  Варила  в  двух  ведерной  кастрюле  борщ  из  целого  гуся,  говоря,  что  канонада   с  каждым  днем  приближается.  Всё  равно  все  пропадет,  поэтому  Аннушка,  обращалась  она  к  бабушке —  я  тебе заготовлю  провизию  на  дорогу  и  нам  всем  нужно  во  время  бежать  отсюда  ещё  дальше  на  восток  т.к.  в  нашей  станице   народ  плохой.  У  меня  сыновья  в  армии  офицеры,  они  меня,  как  и  вас  евреев,  любят  одинаково.  Всех  выдадут,  они  ведь  советскую  власть,  ненавидят  черной  злобой.  И  мама  с  бабушкой  и  Ильей,   поехали  дальше  на  Восток.  Ответственные  за  эвакуацию  граждан,  направили  их,   в  какое то  отдаленное  село.  Когда  поезд  остановился,   на  каком — то  перегоне,  им  сказали,   сойти  их  будут  встречать  т.к.  они  предупреждены  по  телефону.   На  этом,  полу  перегон  полу  полустанок,  стояла  группа  крестьян.  Старшим  был,  на  деревянной  ноге  пожилой  мужчина,  пацаны ,   любопытно,  шнырявшие,  среди  встречающих,   спрашивали  у  председателя  колхоза  с  деревянной  ногой, называя  его  по  имени  отчеству  и  добавляя  —  А  где,  как  Вы  говорили,  эти  самые  евреи?  Он,   цыкнул,   на  них,   и  они   замолчали.  В  деревни,  все  мужики  были  на  фронте.  Им  дали  домик,  пустовавший,  на  краю   села. Сразу  дали  работу.  Маме  было  14 лет,   а  Илье  12.  Еврейским  детям  из  города  дали  работу  пастухов.  Илья,  был  мальчиком , о  которых,   говорят  —   Кому  война,  а  кому  мать  родна.  Учась  в  Винице,  он  мог  держать  голубей  в  парте  во  время  уроков  и  выпустив  незаметно,  сорвать  урок.  Он  ничего  не  боялся  и  радовался,  что  он  как  взрослый  сможет  зарабатывать  семье  на  жизнь  в  это  тяжёлое  время.  Волки,   сразу  увидели,  что  со  стадом  не  взрослые.  И  опытная  волчица  учила  волчат,  на  глазах  у  ошарашенных  недавних  горожан – подростков,  по  сути  —  еврейских   детей,  средь  бело  дня, как  надо  дурить   мелкий  скот,  шебурша  перед  глупыми  овцами  в  кустах,  куда  сразу,  из – за  любопытства  сунулась  овца,  и  мама  с  братом  увидели,  эту  прозу,  пастушьей   жизни.  Стадо  было  смешанное:  коровы  и  овцы  с  козами,  лошади.  Волки  сразу  утащили  овцу  и  мама  со  слезами  возвращалась  в  деревню.  Сельчане  их  успокаивали  и  говорили,  что  такое  случается  порой.  Каждый  двор,  чья  скотина  паслась  в  общем  стаде,  давали,  что то  из  продуктов  им  для  пропитания.  В  этом  смешанном  стаде,  была  комолая  корова.  У  неё  не было  рогов,  но  она  была  агрессивна  к  волкам  на  выгоне  и  к  собакам  в  деревне.  Когда  стадо  спокойно  паслось,  она  всё  принюхивалась  и  присматривалась  к  местности.  И  если.   что то  её   тревожило,  то  она,  как  одержимая,  неслась  в  сторону  опасности,  опустив  к  земле  безрогую  голову.  У  этой  боевой  коровы,  была  крепкая  дружба  с  одной  овечкой.  Однажды,  волк подкравшись  не заметно,  схватил  эту  овечку  и  комолая,  как  озверевший  бык,  бросилась  в  чащу  за  похитителем  её  подружки.   Её  потом  долго  искали,  но  она  пропала  навсегда.
Илья,  где то  раздобыл,  настоящую  пастушью  палку-посох со  свинцовым  набалдашником  на  конце.  Вернее,  ему,  эту  палку  дал  председатель,  сказав,  что  она  не  только  для  самообороны, но  и  при  случае,  ею  можно  убить  волка,  если  до  него  дотянуться  и  ударить  волка,  этим  свинцовым  набалдашником  по  голове.              И  один  раз,  Илья,  обнаглевшего  волка,  который  просто  на  глазах  выскочил  и  схватил  ягненка,  не  успел  увернуться,  как  Илья  ударил  его  свинцовой  палкой,    промеж  глаз  и  волк,  как  говорила  мне  мама,  сразу  издох,   и  даже слегка  обделался.  Они  радостные  вернулись  в село  и  рассказали  о  этом   сельчанам.  Председатель  сказал,  что  за  убитого  волка  можно  получить  деньги,  но  нужно,  предоставить,    доказательство,  или   ухо  волка  или  показание  3  свидетелей.  Парни,  сбегали с  ним,   и  ухо   вместе  с  самим  волком  притащили  в  деревню, и    председатель  письменно  подтвердил,  составив   документ  и  отправил  в  район.     После  этого,  Илья  стал  пользоваться  в  селе  уважением.  Однажды  зимой,  через  их  село,  стоящее   на   полустанке,  остановился  воинский  эшелон,   шедший  на  фронт.  Старший  офицер,  оставил  в  селе  несколько  крепких  диких  сырых  не  объезженных  жеребцов,  взятых  прямо  из  табуна,   обменяв  их  на  несколько  обычных  объезженных  кляч.  Проблема,  сказал  председатель,  вроде  мы  в  выигрыше.  Их  кони,  не  чета,   нашим  доходягам.  Кто  будет  их  приучать  к  саням,  и  к  телеге,  а  верхом?    И  Илья,  совершил  ещё  один  поступок,  что  вся  деревня  говорила,   —  мужик  растет. Самый  норовистый конь,  был  запряжён  в  сани,  и  никто  не  желал  испытывать  судьбу.  А  как  приказать,  если  это  не  армия  и.т.д.  И  тут  Илья,  незаметно  подкрался  и  тихо,   отвязав  его,  запрыгнул  в  сани,   огрел   его  кнутом  и  конь  понесся  по  направлению  к  лесу  и  исчез  в  дали.  Зимою,  рано  смеркается,  прошло  несколько  часов, все  ожидавшие,  успокаивали  бабушку  и  маму,  которые  плакали,  ведь  они  могли,  запросто  погибнуть  т.к.  оба,  и  всадник,   и  не  покорный  пленник  степных просторов,  имели  одинаковый  опыт  и  навык  хозяйственного  общения.  Вдруг, самый  зоркий  крикнул —  Едут!  И  все  увидели  в дали,  выезжающую  из,  чернеющего  на  горизонте  подлеска,   замордованную  лошадь,  которая  уставшая  и покорная,  шла  обычным  шагом  и  Илью,  сидевшего  по  взрослому,  как  бы  безразлично  в  санях,  держа  в  одной  руке  вожжи  в  другой  кнут.
К  концу  войны,  они  стали  собираться  реэвакуироваться  т.е.  готовиться  вернуться  в  родной  город  Виница,  где  у  них  была   их  квартира  по  улице  Коцубинского.  Все  сельские,  их  уговаривали  остаться  в  селе  навсегда,  как  они  говорили – Мы  к  вам  привыкли,  вы  уже,  как  наши.  А  председатель,  постукивая  своей  палкой  по  самодельной  деревяшке  вместо  протеза,  говорил  бабушке: — Смотри  Аннушка,  здесь  ты  с  детьми,  уже  своя,  наши  вас,   признали.  А  там,  враг  прошёл  и  всё  разорено  и  всё  такое…    Илья, сын  твой,  его  наши,  уже  уважают  и  смотрят  как  на  старшого.  Быть  ему  председателем  и  лучшая  девка  будет  его,  уже  сейчас  вижу,  заглядываются.  Деревне  нужен   тот,  кто   ради  дела, —  а  о  себе  потом,  как  тогда  вышло  с  конём  зимой то.  А  волка,  ,,опохмелить»   палкой   навсегда.  Да  взрослые  мужики,  иногда  с  дробовиком  и  полные  штаны  а  тут   малец  и  на  тебе,  и не  он,  а  волк  обмарался.  Я  читывал,  ваш  народ,  народ божий.  Он  и  не  такое  мог  отчебучить,    как  Самсон  в  пустыне,  голыми  руками  льву  аппетит  испортил,  пасть  на  портянки  пустил.  И  дочь  твоя  Полинка ,  я  попросил  её  документы  с  района  посмотреть  и  отписать  им,  если  требуется.  Так  она  сразу  разобралась  и  нашла,  вот  глаз  то  меткий,  что  нам,  не  додавали  всегда  по  малости,  но  всегда.  Я  её  попросил,  под  мою  диктовку,  отписать  им  ответ.  Так  он  увидели  её  почерк,  как  в  газете  буква  к  букве  и  звонят  и  говорят,  кто  это  у  вас  такой  грамотный,  оставайтесь,  Аннушка…
Но  они  уехали  домой.  Власти,  не  способствовали  тем,  кто  возвращается  самостоятельно  в  освобожденные  места,  без  разрешения  администрации  и  не  помогали  им  возвращении  ни чем.
Когда  они  приехали  в  свой  родной  город,  отца  и  мужа  т.е.  Иосифа,  они  не  нашли,  поэтому  деда,  я не  видел  ни  разу,  даже  на  фотографии,  которых  не  было.
Атмосфера  в  Виннице  была  не  как  до  войны,  все  более  напряжённые,  держаться  кучками  по  национальному  признаку.  Квартира  их,  оказалась  кем то  занятой  и  они  пошли  в  обл. исполком,  чтоб  разобраться ,  как  да  что.  Их  встретили  представители  власти,  как  и  положено,  на  Украине,  где  евреев  в  период  ВОВ,  были  уничтожены,  чуть ли  не  на  100%,  чаще,  самими  украинцами. Им  сказали   просто  и  откровенно  без  прикрас:  —  Так  вас  жидов,  что  блядь, всех  не  поубивало  в  эвакуации?  Убирайтесь  отсюда,  чтоб  духа  вашего  жидовского  больше здесь  ни когда  не было!  И  они  уехали  в  Биробиджан  в  послевоенном  эшелоне  еврейских  переселенцев  за  многие  тысячи  километров   на  восток, доказать  малярийным  туманам,  что  Биробиджан  —  это  и  их  родина  тоже.

(  продолжение  следует  )